История

Между Вартемяками и Парголовом

Меня всегда немного удивляло, что в краеведческой литературе почему-то есть странные пропуски (лакуны) внимания к некоторым пригородам Санкт-Петербурга. Причем внимание часто оказывалось далеко не тем местам, где жизнь была чрезвычайно насыщена событиями и замечательными людьми, а к тем, где часто строилась она на разного рода интригах и конфликтах. Первым внимание на это обратил Гергард Яковлевич Вокка, когда настойчиво стал собирать документы и другие материалы по истории Всеволожского района. Однако и он предпочел обойти «медвежий угол» под боком у Петербурга: у него остались в тени Мурино, Парголово, Шувалово и Вартемяки.

По встречам с замечательным нашим краеведом могу судить, что он сам это видел, но считал, что необходимо уделить больше внимания прошлому мест, где формировался наиболее забытый пригород Петербурга: правобережной части Шлиссельбургского уезда — Колтушской и Рябовской волостям, а также имениям (мызам) Рябово, Матокса (Александровская), Ириновка, Колтуши (Петропавловское) и тем, что расположены вдоль правого берега Невы — от Ладоги до Петербурга.

Но в своих бумагах я, однако, нашел небольшой текст Г. Я. Вокка, подготовленный мною для публикации в районной газете. В нем шла речь о Вартемяках и Парголове. Текст интересный. Но мне показалось, что кое-что в нем стоит уточнить и развить. Несколько поездок убедили меня, что это действительно нужно сделать. Особенно по части Парголова и Шувалова.

Известно, что эти мызы имеют долгую историю — со времен Новгородской земли. О пригородах, непосредственно примыкающих к столице, написано немало. А вот Шувалово и Парголово в особенности почему-то обошли дотошные краеведы. И теперь понимаю: обошли напрасно.

А пока я ездил, смотрел, слушал, поднимался не раз то на гору Парнас (Шуваловский парк), то на Сторожевую (Вартемяки) — они на моих глазах все больше «дичали» и рушились.

Въезд к церкви во имя Святой великомученницы Софии в Вартемяках; она была освящена (открыта) 20 августа 1840 года, построена на средства местных помещиков братьев графов Андрея и Григория Петровичей Шуваловых, в XX веке разрушена и вновь восстановлена. (Фото И. Кулябко.)Однажды Николай Михайлович Богданов, тоже не чуждый интереса к прошлому, подарил мне копию буклета «Шуваловский парк», выпущенного в 1994 году издательством «Сильван». Я начал листать его, удивляясь беспечному автору. Факты у него свалены в кучу. И непосвященному человеку ни за что не разобраться в кутерьме лиц, лет и событий.

Начинается буклет с описания дворца с круглым куполом и открытой террасой:

«Дворец был построен в 1912 — 1915 годах графом А. И. Воронцовым-Дашковым для графини Е. А. Воронцовой-Дашковой по проекту архитектора Степана Самойловича Кричинского (1874 — 1923 гг.)». Похоже, г-на Г. И. Волкова, автора буклета, ничуть не смущает, что пишет он об имении Шуваловых. И хотя наследники Петра Ивановича Шувалова, известного государственного деятеля времен царствования Елизаветы Петровны (1741 — 1762 годы), были не очень рачительными хозяевами (как, между прочим, и сам царедворец), но все-таки непонятно, как сподобился граф А. И. Воронцов-Дашков устроиться на чужой земле, к тому же сам, будучи достаточно состоятельным. Только имения его были расположены в Калужской (Белкино), Костромской (Фелисово) и Тамбовской (Воронцово) губерниях, а еще в Подмосковье (Вороново) и в Петербурге (Пажеский корпус). О Парголове же в перечне его имений — ни слова! И в буклете объяснений никаких!

Между тем даже после Петра Ивановича были наследники Парголовской мызы — его сыновья Андрей и Николай, умерший в 1754 году. А у Андрея Петровича было два сына — Петр и Павел, женой которого была княгиня Варвара Петровна Шаховская. Став вдовой, она вышла замуж за церемониймейстера двора Адольфа Петровича Потье, который и «решил привести мызу и парк в порядок», как правильно пишет Г. И. Волков. После такого пояснения внимание и доверие к буклету у меня заметно возросло. Вышло, однако, что Артемий Иванович Воронцов-Дашков, граф, сын генерала Ивана Илларионовича, строил в Шуваловском парке дворец для своей третьей дочери, Екатерины (1780 — 1836 гг.), но до окончания строительства дворца не дожил: умер в лето 1813 года в имении Белкино «от неумеренного употребления холодной воды в жаркие дни» и был похоронен в Пафнутиевом Боровском монастыре Калужской губернии.

Таким образом, выяснилось, что факты в буклете изложены верно, но с большими пропусками.

На самом же деле у Парголовского имения история довольно просторная и интересная. Она упоминается уже в Новгородской писцовой книге 1500 года, где значится под именем Паркола (на карельском языке значит «чортова»). Деревня и земли вокруг нее принадлежали Ореховским монастырям и числились в Карбосельском погосте (выходит, автор ошибся только однажды: Паркола не могла относиться к Ладожскому уезду). Так же было и после присоединения Новгородской земли к Московскому княжеству в 1476 году.

Почти столетняя оккупация шведами Карельского перешейка — наиболее темная сторона в его истории. Но уже с 1702 года Карельский перешеек был освобожден. Когда был взят в 1710 году Кексгольм (Приозерск), вполне можно проследить историю мызы Парголовской до наших дней.

Известно, что Петр I подарил мызу эту своей дочери Елизавете. А она вознамерилась построить здесь загородный дворец и развести большой сад. Начало работам было положено. Но бурные события жизни отвлекли всех действующих лиц от дел в Парголове. И только при графе Петре Ивановиче Шувалове, который получил мызу в подарок от Елизаветы, в Парголовском саду, как он тогда еще назывался, был построен «двухэтажный господский дом с башней простой архитектуры». До 1839 года он не раз перестраивался и, наконец, был возведен в камне. В доме было тридцать восемь комнат, домовая церковь в первом этаже.

Выходит, обустройством сада (парка) и домов в нем занимались почти весь XVIII век. А в 1850 — 1853 году архитектор Г. А. Боссе перестроил дворец, сооруженный графом Артемием Воронцовым-Дашковым и архитектором С. С. Кричинским в каменный трехэтажный «Белый дом», существующий и поныне.

Одновременно в Парголовском саду с переустройством дворца, как это и было принято в поместьях, намечено еще возвести церковь. Но увлеченный осуществлением множества проектов государственного устройства Петр Иванович к делам дачным изрядно поостыл. Хотя работы в имении все-таки велись.

Подворье Свято-Иоанновского женского Ставропигиального монастыря (СПб) в Вартемяках (старое здание). (Фото В.в.)Сам же Шувалов, по свидетельству серьезных историков, был настолько предприимчив в преобразованиях в армии, особенно в артиллерии (существует даже гаубица Шувалова) и таможне, в области винной и соляной торговли, а также в иных проектах, которые были «подчас на редкость содержательны, оригинальны и в ряде случаев опережали время».

Причем, заботясь о пополнении и увеличении доходов казны, граф не забывал и о своих собственных интересах, вводя монопольное для себя право на различные промыслы, в чем немало преуспел. Некоторые ученые считают, что Петр Иванович может быть в преобразовательном азарте сравним с Петром I… Однако со смертью Елизаветы Петровны влияние его сильно упало. К тому же он очень часто болел в последние годы царствования дочери Петра.
А при дворе более значительную роль играл его двоюродный брат, граф Иван Иванович Шувалов, очередной фаворит Елизаветы Петровны, которому больше интересны были международные дела и поприще просветительства. Его стараниями в Москве был открыт Университет. Граф немало содействовал успешной деятельности великого нашего ученого М. В. Ломоносова.

К концу XVIII века Шуваловым принадлежали обширные усадьбы, земли которых простирались от Парголова до Вартемяк. И в середине века, видя силу графа И. И. Шувалова, к нему «прилепились» известные деятели века, в частности граф М. И. Воронцов, ставший вскоре канцлером вместо графа А. П. Бестужева-Рюмина. А после того, как Елизавета Петровна выдала замуж за Воронцова свою двоюродную сестру Анну Карловну Скавронскую, роль его при дворе стала еще значительнее.

Однако еще более значительные перемены принес Парголову и Вартемякам век XIX.

Парголово практически уже вошло в состав Санкт-Петербурга, хотя окружная железная дорога четко выделяет его и Шуваловский парк в нечто обособленное. Да и две «нитки» шоссе, разбегающиеся на въезде в поселок явно не по воле градостроителя, свидетельствуют о сельском происхождении этого поселения. И только «цепочка» озер, которые тянутся вдоль Восточно-Выборгского шоссе от Поклонной горы — Верхнее, Среднее и Большое Суздальское, да железная дорога (южнее озер), крепко связывают Парголово с Северной столицей.

Сейчас никто уж, пожалуй, и не вспомнит, что некогда Парголово само делилось на слободу Суздальскую, позже названную Первое Парголово, слободу Малая Вологодская — Второе Парголово, слободу Вологодскую, или Большую Вологодскую — Третье Парголово, Старую деревню Ижора — Старожиловку, Малую деревню — Заманиловку, которая стояла на речке того же названия. Именно к северу от неё и раскинулся Шуваловский парк с насыпным холмом в 61 метр высотою, названным «Парнас». А у его подножия, близ извилистой речки, — пруды (один, треугольный, назывался «шапка Наполеона», другой — Чухонское озеро.
Все эти поселения с угодьями со временем слились с Большим Парголовом. Но нам стоит о них помнить в связи с тем, что предстоит рассказать в дальнейшем: о знаменитых людях, отдыхавших и творивших в этих местах (кстати, не только художественные произведения).

***


Вартемякам на этот счет повезло меньше. Находясь значительно дальше Парголова (примерно вдвое дальше от центральной части Петербурга), село не стало столь популярным местом отдыха горожан. Но зато имело более романтическую древнюю историю, так как находилось на древнем рубеже — границе, которую установили со шведами «по старому письму» еще новгородцы (Ореховский договор 1323 года). Граница была установлена здесь по реке Сестре. А потому Ивановский, Куйвошский и Воздвиженский Корбосельский погосты Водской пятины оказались приграничными. И помимо охраны границы, жители этих погостов были призваны поддержать веру православную. В Куйвошском погосте стоял храм Ивана Святого Предтечи, а в Корбосельском — храм Воздвиженский Честного Креста. В первом служили поп Михайло с церковным дьяком Клишей; а во втором — поп Тарасей со старостой церковным Василием.

Из той же Новгородской переписной книги 1500 года известно, что помещиками «на немецком рубеже» были князья Мещерские, Мышецкие, Юрьевичи (Ехидновы), дети боярские Вязгуновы: Шамшовы, Гридины, Чашниковы, а еще частью земель владели монастыри: Лиситцкий — на море и Ореховский; были и своеземцы («сами себе пашут», то есть на своей земле работают).

Редкая возможность предоставлена нам познакомиться с людьми всех сословий, живших в XV — XVI веках: землевладельцами-помещиками Мышецкими, Мещерскими, Бастановыми, Чашниковыми и другими, известными по историческим исследованиям князьями и боярами, но и землепашцами (холопами и своеземцами), ремесленниками, чиновниками, служилыми людьми, купцами (городчанами). И не только по именам, но и с тем, чем они повседневно заняты, как живут. Причем все они переписаны по месту жительства.

Невозможно не удивиться, что и через 500 лет некоторые деревни и села сохранились до сих пор (правда, с некоторыми изменениями) Вартемяки (в переводе с карельского — Сторожевая Гора) — несколько деревень, Гарбола (Гарболово), Ваганово, Куйвоша (Куйвози), Васково (Васкелово), Валоярви (Волоярви), Гитола (Хиттолово), Карбола (Корабсельки), Матукса, Кайлегола (Кавголово), Токсова, Лембогала (Лембалово), Каменка, Морья, Рогма, Мендсар (несколько), Сиротала (Сертолово?), Сярка (Сярьги), Черная Речка и другие. (Я умышленно отбирал деревни, расположенные примерно на одной широте, на линии — Сертолово — устье реки Морья, чтобы были очевиднее живучесть, жизнестойкость поселений, несмотря на то, что они были расположены в неспокойной зоне — «на немецком рубеже», в приграничье, где случались стычки, набеги, даже грабежи отрядами из-за границы). И существование нескольких деревень с одним и тем же названием — пять Вартемяк — свидетельствует о том же.
Известно же, что шведы, в конце концов, захватили весь Карельский перешеек и в течение почти целого века (до начала Северной войны 1700-1721 годов) удерживали его под своей властью. Надо ли говорить, что даже в петровские времена набеги эти продолжались. И только в начале XIX века «вопрос» о принадлежности этих земель России был решен окончательно.

Старый усадебный флигель в Шуваловском парке.Однако все это не останавливало дележа поместий: Вартемяки, как и Парголово, на многие годы достались семейству Шуваловых, сначала графам двоюродным братьям П. И. и И. И. Шуваловым, а затем их наследникам.

А вот Осиновая Роща часто меняла своих хозяев, принадлежала то генерал-адмиралу графу Ф. М. Апраксину, который в 1710 году вместе с Петром Первым останавливался здесь на пути в Кексгольм (Приозерск). Вместе с Осиновой Рощей была пожалована Петром и другая мыза — Вартемяки. Но генерал-адмирал настолько был занят по службе, что почти не занимался имениями. Наследников у него не было, и большая часть мыз, в том числе Осиновая Роща и Вартемяки, перешла в казну. А в 1743 году императрица Елизавета Петровна пожаловала имение Вартемяки Петру Ивановичу Шувалову, который, после женитьбы на любимой фрейлине принцессы Елизаветы Мавре Егоровне Шепелевой и содействия его в восшествии на престол дочери Петра I, начал делать головокружительную карьеру от камер-юнкера до генерал-фельдцейхмейстера, вице-президента Военной коллегии и сенатора, а после смерти Елизаветы Петровны получил еще и чин фельдмаршала от императора Петра III. Скончался П. И. Шувалов 4 января 1762 года. Но его наследники владели его имениями до 1917 года. Частично, правда, имущество Шуваловых было взято в казну, так как после смерти Петра Ивановича выяснилось, что за ним числится миллион с лишком рублей казенного долга. Однако император Петр III пожаловал старшему брату Петра Ивановича Александру (бывшему после смерти свирепого начальника Тайной канцелярии графа генерал-аншефа А. И. Ушакова его преемником) богатую вотчину, состоявшую из 4000 душ. Впоследствии к семейству Шуваловых перешла часть состояния Строгановых: когда граф Павел Андреевич Шувалов, внук Петра Ивановича, женился на княжне Варваре Петровне Шаховской (она была единственной дочерью в семье Строгановых).

После первого брака Варвара Петровна, овдовев, вышла замуж за французского графа Адольфа Потье… Круг замкнулся: мы снова оказываемся в Парголове.

Вартемяки


В отличие от Парголова, судьба мызы Вартемяки складывалась, как говорят нынче, совсем по другому «сценарию». Уже с конца XVIII века наметился иной путь развития этого имения Шуваловых. В отличие от Парголова сюда не появились охотники до дачной жизни. И мыза стала по-настоящему семейной вотчиной с сельским укладом жизни. В летнее время здесь обычно жили хозяева с челядью, иногда и с гостями, особенно любителями охоты.
Это были внуки фельдмаршала эпохи Елизаветы Петровны П. И. Шувалова генералы Павел и Петр, ничем особенно в памяти потомства не отметившиеся, хотя оба участвовали в войнах, Павел Андреевич даже командовал пехотным корпусом в Бородинском сражении.

А в Вартемяках текла обычная сельская жизнь. Однако помещики сочли необходимым построить на горе за рекой Охтой прекрасную каменную церковь во имя святой великомученицы Софии и разбить на склоне замечательный парк, сохранивший некоторые свои черты до ныне. Рядом с храмом возник женский монастырь. А на церковном кладбище до сих пор сохранились некоторые богатые захоронения, в частности привлекает внимание мраморное надгробие над одним из них весьма интригующими надписями: «Графъ Владимиръ Александровичь Бобринской… родился 28 Октября 1865 г.» и сбоку — «Скончался в Боготе в Болгарии 30 ноября 1877г.»

Надгробные камни из белого мрамора на могилах возле храма, в том числе на могиле графа В. А. БобринскогоКак известно, фамилия Бобринского — знак особый. Из всех легенд эпохи Екатерины II самая реальная именно о Бобринских. Родоначальницей её была сама императрица. Первым Бобринским был Алексей Григорьевич, родившийся «в четверг на пасхальной неделе, 11 апреля 1762 г., и тотчас был взят на воспитание камердинером императрицы Василием Шкуриным».

Не часто можно прочесть такие подробности о рождении человека, особыми заслугами не отмеченного. А между тем подробности проясняют, в чем тут дело. Оказывается, когда наступил момент появления на свет ребенка, тот же Шкурин поджег на окраине Петербурга свой собственный дом, а когда Петр III вернулся с пожара, Екатерина имела столько силы воли, что встретила его сама. А через двадцать лет она написала Бобринскому: «Мать ваша, быв угнетаема разными неприязнями и неприятелями, спасая себя и старшего сына, принуждена нашлась скрыть ваше рождение». И в младенчестве Бобринский считался сыном Шкурина.

Однако позже ни для кого не было секретом, что мать Алексея Григорьевича — Екатерина II, а отец — граф Григорий Григорьевич Орлов. Свою фамилию Бобринский получил лишь в 1765 году вместе с селом Бобрики и городом Богородском в Тульской губернии. Первоначально именовался, правда, князем Сицким… Сохранившийся портрет работы Карла Людвига Иоганна Христинека (он был автором и другого известного нам портрета барона И. Фредерикса, хранящегося в Псковском музее), где юный Бобринский впечатляет удивительным сходством с родителем.

А теперь нас не может не занимать вопрос: почему Владимир Бобринский, умерший в Боготе (в Болгарии), похоронен в Вартемяках? Ответить на него могут попытаться краеведы из Вартемяк. Пожалуй, стоит только добавить, что один из представителей рода Бобринских — Николай Николаевич — и ныне живет в… Москве и возглавляет там дворянское собрание.

Мы же, возвратясь в прошлое Вартемяк, не можем не заинтересоваться еще одной стороной жизни мызы Вартемяки. В неё в начале XIX века входили деревни Верхние и Нижние Станки, Стройлово, Сарженка, Агалатово, Авволово, Рохма, Кавголово и другие. Все они входили в имение Шуваловых. Естественно, в них жили и трудились крестьяне, крепостные. Как же текла их жизнь?

Мы как-то почти не вспоминаем уже, что помещики имели право наказывать и продавать крестьян. Правда, Петр I дозволял продавать их «не иначе как целыми семьями». И еще в рекруты. А при Екатерине II была запрещена продажа людей «без земли с молотка». Однако продажа продолжалась, даже процветала. Особый спрос был на красивых крепостных девушек. Даже цена была известна: в 1763 году у помещиков Шуваловых за долги в казну забирали крестьян «по 30 рублей за душу». Так, разумеется, было и в других губерниях России.

Вот почему к середине XIX века в стране сложилось напряженное положение «по крестьянскому вопросу». Вспомним восстание декабристов в 1825 году. Были отмечены и крестьянские бунты в поместьях. Положение ухудшалось еще и тем, что в деревнях случались регулярно неурожаи, бескормицы и болезни скота, массовый падеж его. Даже после отмены крепостного права в 1861 году мировой посредник барон Корф 25 июня 1863 года писал в Санкт-Петербургское губернское по крестьянским делам присутствие: «Скотский падёж действительно у происходил в прошлом году в значительных размерах, но не в названных только деревнях, а почти во всех деревнях многих уездов Шлисельбургского, Царскосельского, С.-Петербургского и Петергофского, и от этого падежа крестьяне хотя и несли убытки, но в совершенную бедность, а тем более в нищету не впали».

Мы для того и занимается изучением прошлого родного края, что хотим знать его в полной мере. Известно, что по многим поместьям прокатилась волна «неповиновения бывших крепостных», выразившаяся в отказе принять «жалованную грамоту», в которой ущемлялись права «временно обязанных».

И на примере Вартемяк можно убедиться, что народ стремился защитить свои права, нарушаемые помещиками.

Загадки пограничья


До сих пор перед нами не вставал один очень важный вопрос: как же «двигалась» граница между Всеволожским, Выборгским, Приозерским и Курортным районами (СПб) во времени. А между тем это представлять крайне необходимо, чтобы не заблудиться в прошлом и настоящем. Свою лепту в этот процесс, разумеется, внес и быстро развивающийся мегаполис Ленинград — Санкт-Петербург. Только Нева стойко удерживала южную границу нашего района.

И проблема эта все еще не утратила актуальности. Потому что все экономические, административные, культурные вопросы, не говоря уж о государственных, до сих пор имеют немаловажное значение для понимания процессов, происходящих в нашей жизни.

Помимо уже указанной роли Невы в пограничном вопросе, можно напомнить о менее знаменитой, но не столь незначительной роли рек Сестра, Смородинка, Кожица, Вьюн, ибо по ним в течение веков (!) проходила государственная граница (с 12 августа 1323 года) между Русью-Россией и Швецией (Финляндией). С некоторыми исключениями разной продолжительности в указанных пределах.

Куда более подвижна была граница пригородная: между Санкт-Петербургом и Всеволожским районом. Это можно отметить и сейчас: совхоз «Пригородный» и земли Парголовского района, предприятия (преимущественно сельскохозяйственные) «Ручьи», «Бугры», «Всеволожское», «Приневское», «Янино» до сих пор испытывают «давление» со стороны мегаполиса. И совсем недавно стал городом бывший поселок Всеволожского района Серто-лово — с не вполне определенным статусом.

Но это вовсе не значит, что мы не можем и не должны знать, как жило и живет наше приграничье, тем более что многие связи в нем не только не разрушились, но даже укрепились.

А с точки зрения исторической именно в этом приграничье происходили и происходят наиболее значительные и интересные процессы, которые необходимо знать и понимать, потому что они даже в наши дни оказывают особое влияние на всю нашу жизнь.

Уже не раз отмечали мы, что исторические процессы ускоряются: то, что изменялось (и измерялось) прежде веками, десятилетиями, нынче осуществляется за несколько лет, внося в жизнь существенные перемены. Далеко за примерами ходить не надо: прошло менее 15 лет, а мы все теперь живём уже в другой стране.
Однако процессы ускорения и в прежние времена имели разную продолжительность и влияние на последующие события. Иногда это связано с нашими скудными знаниями о прошлом. И тогда мы судим о них «в общем и целом», то есть практически без пользы для нашей жизни.

Вместе с тем надо признать, что решительные перемены обычно бывают более значительными. И чем они ближе к нам, тем существеннее для нас.

Начать разговор об этом необходимо, очевидно, с Петра I. Именно он вызвал перемены в жизни Невы, Приладожья и Прибалтики. Своей энергией вызвал неслыханные переменны на «мшистых топких берегах». Очень странно, что мы так и не хотим по-настоящему удивиться и присмотреться ко всему, что с ними случилось и что доставляет нам сегодня немало забот, хлопот, но и заслуживает пристального изучения для осознания движения жизни.
Вспомним, что Петр I начал решительно с использования природных условий для строительства новой столицы, обживания, казалось бы, гиблых мест и благоустройства их. Всеволожцы нынче меньше заботятся об этом, чем триста лет тому назад. И, очевидно, устав от преобразований и реформ, пытаются свести жизнь к формуле: моя земля — мой дом — моя семья. В результате — нет понимания, что личные затраты возрастают, а результаты общие приносят в жизнь мало радости удовлетворения. И вот уже растут ограды, заборы, запоры.Происходит отчуждение человека от общей жизни. А такая жизнь бедна событиями и чувствами. Они становятся монотонными, однообразными.

Другое дело — Петровские времена. Волею царской на берегах Невы, Финского залива, Ладоги появляются десятки, сотни новых поселений, расширяются связи между ними и старыми, преимущественно малолюдными, увеличивается число предприятий разного профиля, на которых работает большое количество людей. Труд их разнообразен, часто тяжел, но вносящий в жизнь сознание полезности этого труда не только для себя самого.

И в намеченном нами «уголке» Карельского перешейка это особенно приметная черта. Уже в 1714 году, еще не закончив войну со шведами, Петр распорядился все лесные угодья взять под охрану, не допускать бессмысленной или хищнической рубки деревьев. А в 1719 году, положив начало Сестрорецкому оружейному заводу, именным указом распорядился передать ему громадную территорию от Петербурга до Выборга — в 200 верст в окружности. Тогда эти места назывались мызами: мыза Лахта и мыза Осиновая Роща. Все их богатство передано было в распоряжение начальника завода полковника артиллерии Вилима (позже Вильяма Ивановича) Геннина, которого Петр привез из-за границы, из Голландии, поручив ему привести в порядок свои Олонецкие заводы, а затем в 1720 году приказал возглавить строительство Сестрорецких оружейных и пороховых заводов. Для нас этот факт интересен тем, что таким образом, по воле Петра I, в энергичном освоении части Всеволожского района, его северо-запада (по линии Белоостров — Орехово — Парголово), в результате появились заводы: Чернореченский (Чернорецкий), Медный, ставшие металлургической базой для Сестрорецкого оружейного. В 1735 году был построен Чернорецкий завод, работавший на выплавке из болотной железной руды (Большое болото Дыбуны) чугуна и стали. Так у Сестрорецкого завода появился поставщик недорогого металла в непосредственной близости — в 10 верстах! И благодаря этому и обширному лесному богатству оружейникам удалось выжить в далеко не простые времена. Интересно также отметить, что Екатерина II во второй половине XVIII века подарила мызы Лахта и Осиновая Роща своим фаворитам генерал-фельдцейхмейстеру (начальнику артиллерии России) графу Г. Г. Орлову, а затем, выкупив их в казну, генералу графу Г. А. Потемкину… А поскольку большей частью земли эти позднее вошли в состав уездов и районов, которые отошли затем ко Всеволожскому району, нам необходимо познакомится с их судьбой в течении 300 лет.

Мыза Осиновая Роща


Она имела весьма обширные просторы. Но центром этой мызы стало селение Осиновая Роща, упоминаемое еще в Переписной Окладной книге по Новгороду за 1500 год под именем «деревня Хабаканка». Точнее их было четыре и 6 дворов на все. Жили в них Васко Офромеев, Якимко Климов, Ивашко Кононов, Якимко Климов (2-й), Федко Гридин, его сын Захарко и Сидко Юрикин. А принадлежали они Ореховскому и Рождественскому монастырям, относились к Карбоселскому погосту. Как и все пограничье, жили бедно и тревожно, ожидая налета из-за «немецкого рубежа».
Когда Екатерина II подарила эту мызу графу Г. Г. Орлову (в 1766 году), в развилке между Выборгским и Кегсгольмским трактами была возведена усадьба с парком, часть которого занимал «Зверинец» со свободно гуляющими в нем оленями, козами, ланями, большим числом зайцев и других животных.

На территории усадьбы были Большое, Малое и Среднее Осиновые озера, а несколько восточное — еще и Глухое. Разводили в парке синих и белых павлинов, фазанов, белых и черных лебедей, нильских и магелланских гусей…
Интересно отметить, что еще в 1710 году здесь останавливались Петр I и генерал-адмирал Ф. М. Апраксин, когда ехали в только что отвоеванный у шведов Кексгольм (Корелу, Приозерск). Именно войска под командованием Апраксина освобождали земли Карельского перешейка, а в 1712 — 1723 годах генерал-адмирал граф Апраксин управлял Эстляндией, Ингерманландией и Карелией, в 1714 году командовал галерной флотилией в победоносной битве при Гангуте… А генерал-фельдцейхместер русской армии Г.Г. Орлов, продав в казну мызу, Осиновую рощу, и получив «взамен» Гатчину и Ропшу, обустраивал их, используя опыт хозяйствования в Осиновой Роще, даже «Зверинец» завел на осинонорощинский манер.

Замок Г.А. Потемкина в имении ОстровкиЕкатерина II в 1777 году, после ухода от дел Г. Г. Орлова, пожалованного княжеским титулом, подарила мызу Осиновая Роща новому своему любимцу графу Г. А. Потемкину, известному уже нам как помещик Колтушского погоста, где у него были имения «Островки» (на Неве) и мыза Петропавловская (так были переименованы Колтуши). В «Островках» построены Потемкиным роскошный замок с башнями, трехэтажное здание шелковой фабрики и мастерская по выделке зеркал. А к новым своим владениям Потемкин, занятый государственными и военными делами (усмирением Е. И. Пугачева, ликвидацией Сечи Запорожской, «обустраивая» Малороссию и т.д.), относился небрежно: приказал закрыть Чернореченский завод, выпускающий чугун и сталь для Сетрорецкого оружейного завода, чем поставил под вопрос существование последнего… Однако после смерти светлейшего князя (этот титул он получил еще в 1 776 году, а умер в 1791 году) за долги мыза Осиновая Роща была взята в казну.

Имение было передано (вместе с Чернореченским заводом) в аренду английскому купцу Шарпу, занимавшемуся «плющением железа» (давлением под прессом). Затем, по указу Павла I, от 4 декабря 1797 года мыза была передана в потомственное владение генерал-майорше Монахтиной. Позднее владельцем имения стала княгиня Лопухина А. в первой половине XIX века Осиновая Роща перешла к губернатору киевскому, волынскому и подольскому генерал-лейтенанту Василию Васильевичу Левашову, возведенному в графское достоинство, императором Николаем I (1 июля 1833 года). В имении был построен дворец, возведена деревянная церковь во имя св. Василия Великого (великого князя Московского). Постройка дворца приписывается известному русскому архитектору И. Е. Старову.

На базе этой мызы формируется имение Левашове. Поселок Левашове начал застраиваться после 1870 года, когда открылось движение по финляндской железной дороге и началась продажа и передача в аренду земель для дачников. А с другой стороны Осиновой Рощи располагалось (за Выборгским шоссе) еще одно излюбленное для дачников селение — Юкки.

Близ вокзала Левашове находилось также имение княгини М. В. Вяземской. В нем велось образцовое благоустройство, на озере оборудована общественная купальня. Дача была приспособлена для жизни зимой и летом. Вместе с графиней Е. В. Левашовой Вяземская была последней помещицей Осиновой Рощи. Фамилии Вяземских и Левашовых известны в истории России.

Церковь в ЮккахВ окрестностях Левашова, Осиновой Рощи, Юкков расположены были другие населенные пункты: Порошкино, Дранишники, Лупполово, Мендсары, Черная Речка, Сертолово, Дыбуны, Новоселки… Большинство из них имеют богатую и долгую историю. Не случайно чугунолитейный завод получил название Чернореченский, а находящееся поблизости селение до сих пор носит имя «Медный Завод». В большинстве из них в XIX веке основное население составляли финны-ингерманландцы.

Селение Новоселки имело название Гувясалка. Оно, как и Сертолово, Мендсары, Мертуть, существовало несколько веков. Новоселки упоминаются в Переписной Окладной книге за 1500 год. Известно имя одного из старожилов: Ондрейко Марков. Его имя носит, по-видимому, Большое Марковское болото. Известно, что в 1882 году в Новоселках открыта школа и была деревянная часовня.

Интересно отметить, что живописные места этих дачных селений больше привлекали внимание художников, фотографов, литераторов, музыкантов, чем правобережье Финского залива. И наряду с Курортным районом петербуржцы все больше тяготеют и к Всеволожскому району. Эта тенденция четко проявилась и в XX веке. Но и в предшествующий период на Карельском перешейке побывало немало интересных и знаменитых людей России и ближнего зарубежья.

Автор: Солохин Николай. Источник: газета «Всеволожские Вести».

0 комментариев

Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.